LITMIR.BIZ

      Я перевязала ему ухо, обработала перекисью водорода, потом йодом залила, ухо все коричневое стало, и обмотала бинтом полголовы. Раненый казак! Почетно. Он сиял. А я про себя материлась. И у меня дрожали руки, как у него.

      И вошел его отец. И увидел нас, и Осипа голову перевязанную.

      – Что тут у вас? – спросил.

      И Осип за его взглядом проследил.

      Пистолет на полу валялся.

      Он его увидел.

      Я думала – скандал сейчас начнется.

      А его отец наклонился медленно, медленно взял пистолет в руки. И погладил его. Как живого. Как живую птицу… зверька. Черного страшного зверька. Кусачего.

      И голову поднял. И я поразилась его лицу.

      На его лице просветилась, взошла и засияла, и заплакала вся его несбывшаяся жизнь. Которую он мечтал прожить, да не прожил.

      – Я всегда мечтал о таком, – сказал он тихо. – Оська!

      И Осип глядел на него молча, а он шагнул к нему и обнял обеими руками его культяпую, белую перевязанную голову, как запеленатую куклу.

      Отец его обернулся ко мне. Я сжалась в комок.

      – Мой отец, дед его, в Азиатской дивизии у Унгерна служил, казак. Ургу брал. Шашкой вовсю махал. Стрелял. Герой был. – Он помолчал. Вдруг крикнул хрипло, тяжело: – А мы?!

      Мы, все трое, молчали.

      И слышно было, как ровно и мерно идут часы.

      Или это кровь толкалась у меня в ушах?