Избранные труды - Вадим Эразмович Вацуро

Скачать книгу

успел сделать это в самый последний момент: альманах уже переплетался и 25–28 марта вышел в свет. Инициалы друзей были убраны. Самые же стихи Пушкина заключали книжку: их набирали последними. Дельвиг мог бы пожертвовать чем угодно – только не ими.

      Глава IV

      ПУШКИНСКИЙ АЛЬМАНАХ

      К марту 1827 года выяснилось, что журнальные отношения Пушкина вовсе не безоблачны.

      Издатели «Московского вестника» были, конечно, людьми порядочными, учеными и способными, – даже талантливыми, но для журнала всего этого было недостаточно. «Московский вестник» был глубокомыслен и сух.

      Презирая «коммерческую журналистику», издатели в то же время ревниво следили, как раскупается журнал, потому что состояние редакционной кассы их не могло не волновать. У них начались денежные осложнения – и прежде всего с Пушкиным.

      Пушкин не хотел «работать исключительно журналу» и не хотел входить в пай – он рассматривал себя как сотрудника, а не соиздателя.

      Отсюда происходили трения и взаимные неудовольствия; на них накладывались трения и неудовольствия среди самих издателей но венцом всего являлось растущее сознание, что для разногласий есть и более глубокие причины. В самых основах своего литературного воспитания, связей и взглядов Пушкин и «любомудры» оказывались различны и кое в чем даже враждебны.

      Воспитанные на Шеллинге, на немецких историках и философах-романтиках, они склонны были видеть где-то в глубинах пушкинской личности человека чуждого им восемнадцатого века, с его «классическими», «французскими» предрассудками; в гармонической его поэзии, которой они так безотчетно восхищались поначалу, они усматривали недостаточную «философичность». Слишком легко, слишком изящно, а потому неглубоко. Они предпочли бы более сложный, трудный и дисгармоничный язык метафизической поэзии. Их раздражал вольтерьянский скептицизм Пушкина к религии и философии.

      Они избегают споров, но в глубине души уверены, что он говорит «нелепость».

      Они, конечно, отдают Пушкину должное, они принимают его – но выборочно. Но ведь Пушкин и читает им выборочно – историко-философского «Бориса Годунова», фольклорные «Песни о Стеньке Разине»…

      Пушкин тоже отдает им должное, сознавая при этом, что за определенными пределами взаимное понимание оканчивается. Тогда он начинает цитировать для себя знаменитую басню Хемницера о школяре, начитавшемся метафизических бредней: школяр сидит в яме и отказывается от спасительной веревки, покуда не получил для нее философских дефиниций.

      «Моск. <овский> Вестн.<ик> сидит в яме и спрашивает: веревка вещь какая?»1.

      И – что для нас очень важно – издателям «Московского вестника» органически чужд весь пушкинский круг 1820-х годов. Они холодно относятся к поэзии Дельвига и откровенно не приемлют Вяземского и Баратынского.

      Все это для них – поэзия прошлого, доживающая свой век.

      Если бы Дмитрий Веневитинов провел больше времени в общении с кружком Дельвига, он, может быть, успел бы сблизить с ним

Скачать книгу