LITMIR.BIZ

Скачать книгу

в Михайловском июльским утром 1825 года39. Анна Петровна уже переехала в Петербург и жила вместе с отцом и сестрой; она постоянно бывала у Пушкиных, познакомилась с Дельвигом, и дружеская их приязнь крепла день ото дня. Она не удержалась, чтобы не показать Дельвигу стихи, и он теперь писал о них Пушкину.

      Пушкин соглашается – а тем временем думает о «своем» журнале. Послание к Керн не годилось в журнал, – во всяком случае, в первый номер. Место ему было в дружеском приюте дельвиговского альманаха.

      На зубок новорожденному «Московскому вестнику» Пушкин даст то, чего не будет ни у кого другого: отрывок из ожидаемого всеми «Бориса Годунова».

      Юноши-«любомудры» слушают его в оцепенении, со слезами на глазах и блуждающей улыбкой. Им, и только им, расскажет он об утраченной сцене с Мариной Мнишек, прочтет песни о Стеньке Разине и неизвестное еще никому новое предисловие к «Руслану и Людмиле»: «У лукоморья дуб зеленый.»40.

      Дельвигу же он отдает вещь старую, хотя и первоклассную: ту самую сцену из «Онегина» – разговор с няней, – которую он когда-то через Льва продал Бестужеву по пять рублей за строку. Издатели «Полярной звезды» успели набрать ее для «Звездочки», теперь лежавшей как ненужный хлам в кладовой Генерального штаба. К этой сцене он присоединяет письмо Татьяны, которое тогда не отдал Бестужеву. Дельвиг не будет обижен.

      Но Пушкин не забудет и о том, что он получил «золото за золотые стихи» и, стало быть, обязан его вернуть. Он поручит Плетневу отыскать вдову Рылеева – Наталью Михайловну – и возвратить ей долг: пять рублей за строку, шестьсот рублей⁴¹.

      И еще третье стихотворение он подарит Дельвигу – «Роняет лес багряный свой убор», «19 октября», свой шедевр, написанный к лицейской годовщине 1825 года.

      Воспоминания о Лицее должны принадлежать лицейским.

      Когда писались эти стихи, он был в заточении, и лицейская дружба поддерживала его.

      Поэта дом опальный,

      О Пущин мой, ты первый посетил;

      Ты усладил изгнанья день печальный…

      Теперь все изменилось: Пущин, Кюхельбекер в узах, он на свободе. Он оказался пророком – но не до конца. «Промчится год – и с вами снова я». В октябре двадцать шестого года он мог бы быть с Дельвигом, но двоих, воспетых им, не было на лицейском пиру. О них писал Дельвиг в своей «годовщине»: «за далеких, за родных.»

      Увы, наш круг час от часу редеет;

      Кто в гробе спит, кто дальний сиротеет…

      Стихи наполнялись новым смыслом. Они читались иначе, чем годом ранее. Отдавая их Дельвигу для печати, Пушкин не мог этого не знать.

      И сам Дельвиг это знал как никто другой. Ведь он тоже поместил в альманахе старые стихи – «на приезд трех друзей», стихи о Кюхельбекере, о горькой разлуке и радости встречи.

      Верьте: внятен им наш глас,

      Он проникнет твердый камень.

      Строчки из ненапечатанных дельвиговских стихов к 19 октября 1826 года становились девизом, лейтмотивом, паролем «союза поэтов» в глухие и темные времена.

Скачать книгу