Скачать книгу

действовала и понтийская болезнь их не брала. Скорее всего, это потому, что амазонки с детства ездили верхом и к качке были привычны. Волна Эвксинского понта крупная, с большой дугой качания, и к этому может привыкнуть всякий, кто даже не качался на конской спине.

      Так или иначе, но амазонки от качки не страдали. Потом начался шторм…

      …В проливе беглецам повезло. С вечера, хотя и начался дождь, задул попутный ветер, и паруса тащили триеры достаточно быстро. Амазонки сидели у сухих весел – Бакид считал, что они гребцы никудышные, только будут мешать ходу кораблей.

      С появлением на корабле Перисада все изменилось. Во-первых, изменился ветер. И резко изменился. Он начал дуть с севера на юг – против движения кораблей. Парус пришлось убрать и перейти на весла. Помощники Перисада, те, что были на фелюгах, пытались было идти против ветра, используя маневр, но у них ничего не получилось. И тогда фелюги отстали, а потом повернули обратно и, набрав полные паруса ветра, быстро исчезли в сторону Пантикапея[1].

      Перисад метался по палубе, махал руками и бранился. И вдруг он почувствовал, как кто-то сзади положил ему руку на плечо.

      – Кто еще там?! – он резко повернулся.

      – Мудрый и достойный Перисад напрасно волнуется.

      Перисад глянул – перед ним стояла женщина, немолодая, но довольно красивая и, как он понял, до предела смелая. Похлопать Перисада по плечу, когда он во гневе, не решился бы и мужчина.

      – Эти пьяные ослы повернули назад… без моего приказа! Эти грязные бараны бросили меня! Презренные трусы!!!

      – Зачем тебе они?

      – А как я вернусь в гавань?

      – Стоит ли тебе возвращаться домой? Тебя там, я полагаю, ждет суд?

      – Но мы бы успели удрать… А теперь эти свиньи не позже чем через полчаса будут во дворце севаста Сотира и за нами пошлют погоню?

      – Кто это… севаст Сотир?

      – Это царь Боспора, вот кто! А ты, собственно, кто, чтобы лезть мне под руку?

      – Меня зовут Атосса…

      – Всякую бабу как-нибудь зовут! Меня зовут Перисад, но это не значит, что мне нельзя накинуть петлю на шею.

      – До этого еще далеко. Смотри, как упала волна. Это стих ветер. Паруса на кораблях Сотира, наверное, повисли, как тряпки. И погони не будет.

      – Держи свой подол шире! У Сотира гребцы сильны, как буйволы, не то, что ваши мокрохвостые бабенки. Ты так и не сказала, кто ты есть? Царица амазонок?

      – Допустим.

      – Так чего ты разинула рот?!. Прикажи своим толстозадым сесть за весла! И гони! Гони! Гони!

      – Ты трус, Перисад, – сказала Атосса, спускаясь в трюм.

      – С чего ты взяла кобыла?!

      – Так орать на царицу можно только после сильного испуга.

      Когда Атосса скрылась в трюме, сборщик налогов подошел к высокому борту триеры. Внизу мерно покачивались три ряда весел, они, выгибаясь, вспарывали воду. С носа корабля летела пена – триера шла ходко.

      Встречный ветер сменился штилем – полным безветрием. И это было хуже всего. Над морем поднялось южное утреннее солнце. Оно не давало, как на суше, сначала тепло, затем мягкую лучевую ласку, потом уж жару. Штиль на море – сразу обжигающий зной, духота от морских воспарений и опасные солнечные удары в голову. Всего два часа на веслах, а женщины уже изнурены. Им бы пять минут купания в прохладной меотийской воде – снова обрели бы силу. Но этот чернобородый скот просовывает в люк свою лохматую голову и орет неизменное: «Гони! Гони! Гони!» О, с каким бы остервенением амазонки разорвали его на части, но сама священная Атосса слушает его внимательно и повторяет то же неизменно: «Во имя всеблагой Ипполиты, быстрее, быстрее, быстрее!» В трюме нет обжигающих лучей, но нет и чистого воздуха. Дышать нечем, нет времени вытереть потное тело, силы на исходе, а сверху хриплое: «Гони! Во имя… быстрее, быстрее!» Падают без сознания девы, сотенные сажают на их место запасных, и нет конца мучениям. Уже попали в запас служанки Атоссы, непрерывно качает весло юная Мелета, даже ее бабка, слепая Ферида, на веслах. Только Агнессу не загоняют в трюм, теперь она снова Богорожденная.

      Агнесса от зноя скрывалась в будке на носу триеры. Она изредка прибегала на корму, где лежала Атосса. К ней снова вернулась лихорадка, ее то бросало в жар, то в озноб, но она держалась стойко. Да и лежать под шкурами на корме неизмеримо легче, чем в трюме, у весла. Перисад сидел чуть поодаль, оперевшись рукой на кормило. Руль почти был не нужен, ход на веслах – это не паруса. При ветре и парусах руль держит кормчий, а весла – они шлепают да шлепают… Если бы не страх погони да не вой амазонок в трюме, а чуток прохладной воды – жить бы было еще можно.

* * *

      Стоны в трюме триеры перешли в крики и вопли. Из люков пошел дым. «Боже, – подумала Атосса, – Где они взяли огонь?» Она сидела на корме, зажав уши ладонями, и не могла подняться. Всеобжигающее солнце калило палубу нещадно, брызги от мерно взмахиваемых весел не успевали долетать до раскаленного пола, испарялись в воздухе. Над морем стоял штиль, воздух был неподвижен, дышать даже на корме

Скачать книгу


<p>1</p>

Пантикапей – ныне Керчь, Крымская область