LITMIR.BIZ

Скачать книгу

прежде жили как хозяева поместий в своих монастырях, во время чумы массово вымерли – ведь это к ним шли больные в надежде на исцеление или, по крайней мере, на соборование перед смертью. Теперь этих монахов, говорящих на нормандском языке и латыни, заменили англоговорящие собратья, которые были куда скромнее своих предшественников и к тому же не брезговали просветительской миссией, обучая простой люд читать и писать… по-английски.

      Вот почему период после нашествия «Черной смерти» ознаменован полным и окончательным триумфом английского языка в Англии. В 1362 году при открытии парламентской сессии впервые прозвучала речь на английском. В том же году вышел закон, обязывающий проводить судебные слушания на английском, поскольку большинство населения уже не понимало нормандско-французский диалект. Это уж парламентарии загнули, конечно, но такие проанглийские преувеличения явно были в моде. Как сообщают хроники, два английских дипломата того времени отказались говорить по-французски на том основании, что этот язык для них «такой же малопонятный, как иврит»…

      Английский, со своими англосаксонскими корнями и гибридной англосаксонско-нормандской грамматикой, прораставший, словно плесень, под подошвами англонормандской знати, наконец-то обрел статус и уважение, перестав быть грубым диалектом, на котором переругивались крестьяне. В 1385 году ученый Джон Тревиза писал: «in alle the gramere scoles of Engelond, children leveth Frensche and lerneth in Englische»[42]. (Обратите внимание, насколько его орфография сходна с правописанием современных английских школьников.) Он пошел еще дальше, заявив, что английские дети знают французский так же, как «их левая пятка». (То же самое можно сказать о современных детях.)

      Как нам уже известно, король Эдуард III знал английский язык, и всех приятно удивляло то, как свободно он им владел. Особенно ему удавалось сквернословие, ведь он с самого начала обнаружил, что английский язык гораздо лучше, чем французский, подходит для ругательств. Прибавляя англосаксонский «офф», англичанин может с легкостью превратить любое агрессивное или резкое слово в оскорбление, так же как и поиграть (грубоватыми) англосаксонскими и (искаженными) нормандско-французскими словечками. Французский язык слишком привязан к латыни и излишне щепетилен в грамматике, чтобы позволить себе такие вольности.

      Эдуард, может, и был силен в английском, но он все-таки учил его как второй язык, а первым освоил французский – тот самый язык, на котором говорил его заклятый враг король Филипп. К тому же изъясняться на французском языке в суде все еще считалось шиком, как это продемонстрировал Эдуард в знаменитом эпизоде, связанном с «оброненной подвязкой» 1348 года.

      На балу в Виндзоре, танцуя с королем Эдуардом, графиня Солсбери уронила подвязку. Король поднял ее и повязал на собственную ногу, а когда заметил удивленные взгляды придворных, не задумываясь, произнес по-французски: Honi soit qui mal y pense, что в грубом переводе звучит примерно так: «Позор тому, кто думает, будто я сделал это с намеком на

Скачать книгу