Скачать книгу

невырубленных ещё лесах возносится обелиск XIX века… фабричная труба, соперничающая со старыми вотальными колоннами Рима и расписанными иероглифами обелисками. Брошенный в этот рай Адам не встречает ни одной памятки человека, который бы ему предшествовал, ни одно воспоминание к этим местам не притягивает. Видны только следы дикого зверя, бури и растительной силы, которая покрывала почву, с жадностью высасывая из неё соки.

      Как там, должно быть, пусто, грустно, одиноко этим пионерам цивилизации, переехавшим из старой Европы, каждый уголок которой увивают плющи воспоминаний, где под каждым шагом есть могила, покоится свидетельство скитаний, работы, жизни и смерти… где даже на дне озёр под водой окаменевшие остатки умершей, древней цивилизации.

      Как новый дом, в котором никто ещё не жил, если даже красивый, был бы грустным, так и эти завоёванные девственные края всё ещё пустыни, покуда их работа и человеческая мысль не окрестят.

      Это продолжение короткой жизни человека, когда за ним, как посмотреть, выстраиваются века.

      По праву прогресса, лёгкого для него, человек идёт по протоптанной дорожке. Эта дорожка становится плотиной, гравийной дорогой, железной дорогой, но это всё ещё тот же самый тракт, по которому ходили умершие, что спят на кладбище.

      В Люблинском лежит деревня Мелштынцы, которая сегодня носит уже иное название и напрасно было бы искать её на карте. Там зеленела маленькая забытая веточка известной и могущественной семьи Спытков, которая очень рано как-то обнищала и почти угасла. Уже в XV веке Спытки относились к самым богатым и самым значимым семьям в стране. Великолепные надгробия, стёртые надписи, названия обширных владений сегодня единственно свидетельствуют о Спытках. В XVIII веке, когда начинается наше повествование, уже забыли о былом значении панов Спытков. Только изучающие генеалогию, встретившись с этим именем в живом человеке, с удивлением спрашивали, возможно ли, что это те же Спытки, что когда-то.

      Можно было в этом усомниться, делая вывод из расходящегося вокруг них молчания, но существенную правду содержали пергаменты и документы, которыми они гордились. От отца к сыну были это издавна люди единого духа и характера, старающиеся только о мире, о тишине, о согласии с людьми, и жизнь, которая никому не мешала, никого не поражала и, никому не давая повода для зависти, позволила им в тени прославлять Господа Бога. Они происходили от Спытков из Мелштына, но им от этого уже, видно, было хорошо, потому что в течение многих поколений они из Мелштынец почти не выезжали.

      Должно быть, что-то в старых преданиях их воздерживало от этого; шептали потихоньку, что такой приказ своим преемникам выдал кто-то из Спытков, а они его свято исполняли. Никто, однако, с уверенностью причины этой изолированности не знал, соседи к нему привыкли, обычай освятил этот род жизни и никто им не гнушался в этом спокойном углу.

      Мелштынцы с несколькими красивыми деревнями, с большими лесами, очень обширным пространством составляли округлое целое, разграниченное, отдельное и так счастливо расположенное, что люди туда не очень-то имели нужду заглядывать. Маленькое местечко посреди реки и пруда, немного подальше замок на холме, окруженный вечными деревьями; далее по равнине разбросаны деревья и фольварки, поселения, мельницы и единичные усадьбы приживальщиков, старых слуг старой семьи. Уже эта жизнь шла таким течением, что все держалось долго, монотонно, неизменно, а окружающие мелштынский двор люди также служили ему веками, от прапрадедов.

      Кто, изганный оттуда какой-нибудь горячкой и желанием новизны, удалялся, уже, пожалуй, не возвращался, потому что не мог бы выдержать в этой атмосфере, такой однообразной, успокаивающей, что, может, лет сто никакой видимой перемены не чувствовалось.

      Мелштынская усадьба вызывала любопытство пришельцев, но когда напрасно долбили в её стены и убеждались, что пробить их невозможно, что и люди не имели охоты разговаривать, и паны – знакомиться, в конце концов каждый сдавался и… если бы уж очень был этим задет, то потихоньку улыбался. Громко порицать было нельзя, потому что вокруг, вплоть до Люблина, Спытки насчитывали только друзей; самого легкого упрёка никто против них не нашёл, а кто бы стал выступать против них, подписал бы себе приговор.

      Достаточно, что в этом покое дожили Мелштынцы вплоть до конца XVIII века. В окрестностях Мелштынец, на самой их границе, деревня Студенница, роскошное владение, с незапамятных времен остающаяся в руках Студенских, герба Лелива, дорогой перемен и с доплатой перешла к другому владельцу.

      Приобрел ее некий Репешко, человек старый, бездетный, известный неслыханной скупостью, а, естественно, также славящийся неимоверным богатством, которое исчисляли баснословно. Пан Никодим Репешко было в то время шестьдесят лет, но он так их носил, словно они у него не превышали трех крестов. Был это человек большого роста, почти гигантского, сильный, хорошо сложенный, с маленькой, как на смех, головой, сидящей на широких шее и плечах. Лицо имел смуглое, рябоватое, пожелтевшее, глазки маленькие, чёрные, выстреженную лысину, руки длинные и жилистые.

      Жизнь он вёл чрезвычайно скромную, сам это приписывая набожности и необходимости умерщвлять тело, хотя другие объясняли

Скачать книгу