LITMIR.BIZ

      – О театре? Пожалуйста? – намеков Гималеев явно не понимал. Мы еще выпили. Я почувствовал себя гораздо свободнее.

      – Что вытеснит театр? – говорил он, – Ну, понятное дело, кино. И телевидение. Думаю даже, их сочетание. Но именно сюрреализм спасет театр.

      – Здрассте! А при чем здесь сюрреализм? Ведь средств у театра меньше, чем у кино. По твоей логике.

      – Правильно. Но дело в другом. В чем сущность театра? В его непосредственной связи со зрителем. Подчеркиваю: непосредственной. Причем именно с массой людей, собравшихся в одном месте. И дело тут вовсе не в сюрреалистических пьесах. Они тоже могут экранизироваться и даже еще эффектнее. Но в театре есть возможность непосредственно действовать на подсознание, непосредственно вызывать к жизни то, чего не дает нам реальность. Механизм этого воздействия… Тут все идет от истоков театра и уходит в область психологии, мышления, стадного инстинкта. Но я могу… Если вы почитаете работы… забыл, как его…

      – Я уже ничего не понимаю, – вставила Лена. – В кинотеатр разве не такая же масса зрителей?

      – Вы ниче не понимаете!

      – Да, пожалуй, Джим, – поддержал я ее, – Работ мы не читали, а без этого и не поймем ничего. Скажи в двух словах: наша опера – твой новый шаг в области сверхтеатра? Сюр-театра, короче?

      – Ты понял меня?! – изумился Гималеев, – Да, именно к этому я и стремлюсь. Именно над этим я и бьюсь уже давно – создать сплав музыки, зрительных образов, танца…

      – А, ну, помним-помним. Вернисаж, поющие поэты…

      – Какой вернисаж? – насторожился Гималеев.

      – Там еще картины пропадали.

      – Где что пропадало?! Ничего не пропадало. Ну, да, были обыски в помещении… Что-то изъяли. Пусть еще скажут спасибо, что ДО выставки, а не после.

      – Это почему?

      – А я на себя все взял. Где картины брал, не помню, у кого, не знаю.

      – Ты – герой! – подытожил я.