Свейкас, Виляу! - Валерий Липневич

Скачать книгу

шение этой радости, и томительное ожидание: когда же, наконец, откроется из-за дюн, ударит по глазам изумрудно-голубоватое, в белых барашках море. Словно праздник красок, который начался для меня этой весной в Самарканде, на площади Регистан, тлел где-то глубоко внутри, и разгорался, и своевольно выплеснулся здесь – от земли до неба, от горизонта до горизонта.

      Вода была 17 градусов, наверху столько же. Укрывшись от ветра можно было даже загорать. Пока я болтался на волнах, спутница ждала на берегу, закутавшись в розовое полотенце.

      Потом догоняла меня по влажной кромке песка.

      Полотенце на раскинутых руках – уже моих – хлопало над головой, как парус.

      Волны тут же слизывали наши следы.

      Эти бесконечные пляжи так и манят бежать до горизонта.

      Виляу, помнишь наш последний марш-бросок? Ты гордо отказался совершить его на мотороллере, как настоятельно предлагал тебе – уважает – сержант медицинской службы, уже веселый с утра и лихо гоняющий от старта к финишу, доставляя кого надо, в целости и сохранности. Не унижаясь трусцой, ты спокойно прошел 6 км шагом, брезгливо придерживая автомат, в котором, как ты уверял, и сосредоточено все мировое зло. За всю службу ты и держал его в руках раза три и, по-моему, ухитрился-таки ни разу не выстрелить. Как раз перед стрельбами отправился в заслуженный женой отпуск – стал счастливым отцом. Появился в казарме через десять суток, благостный, отъевшийся, с запасом зубных щеток и тюбиков несъедобной пасты.

      Кстати, первое, что ты мне поведал, когда мы немного познакомились, и было твое доверительное сообщение, что здесь, в нашей казарме – воруют! Именно щетки и пасту. И почему-то, в основном у тебя. Это безобразие! Какие-то уголовники! Такое бурное возмущение как-то не вязалось с твоей комплекцией – 192 в сантиметрах и 120 в килограммах. Хотя, уже теперь, в наше постперестроечное время, я понимаю, что это было принципиальное цивилизационное различие между людьми, уважающими право частной собственности и не придающими ему особого значения.

      Вполне возможно, что старшина нарочно заказывал самые вкусные сорта зубной пасты – апельсиновую и мандариновую. Для салаг это были настоящие деликатесы, особенно весной, когда уже все приедалось и хотелось чего-то необычного, дразнящего вкус и стимулирующего аппетит. Доходило до того, что прямо в столовой начинали бросаться хлебом.

      Думаю, что в той пасте с пометкой детская ничего вредного не было – ведь это была наша, советская паста, уже изначально рассчитанная на многофункциональное использование. Бутерброды получались вполне приличные – сам пробовал. Одновременно возмещала и недостаток кальция в организме. Щетки, как и мыльницы, шли на поделки – в основном для наборных рукояток. Проще всего было носить это хозяйство в карманах, но ты, строго следуя букве устава, упрямо укладывал весь положенный ассортимент в тумбочку и с каждой получки покупал все новое. Именно эта приверженность букве и выделяла братьев-литовцев, давая повод к насмешкам и к раздражению (со стороны командиров).

      Также неодобрительно ты относился и к моим экспериментам с той же зубной пастой. Только под конец нашей службы ты, скрепя сердце, согласился, что ее можно использовать и как дезинфицирующее средство – для обработки царапин и ранок. Вполне сносно заменяла она и одеколон после бритья. Так что она всегда должна быть в кармане, под рукой. Только сейчас пришло в голову, что ей можно замазывать глаза пленным, чтобы не зыркали, куда не надо. Кроме того, она должна оказывать и какое-то слезоточивое действие. А что может быть лучше плачущего врага? Только смеющийся друг.

      Я вижу, как ты начинаешь подозрительно поглядывать на меня и негодующе поджимать губы. Никто не хочет посочувствовать, только бы посмеяться над товарищем. «Скоро ты станешь совсем, как Олег! – произносишь ты вроде бы спокойно, но, как верблюд, презрительно поднимая голову и становясь еще выше. Да, с твоей высоты мы все такие маленькие.

      Служили мы в то время, когда нигде не стреляли, а скука, как известно, единственный враг невоюющих армий. Отважно борются с ней лишь новобранцы – под мудрым руководством сержантов и старшин, при постоянном и неравнодушном участии «дедов». При всех твоих обидах, я думаю, ты все-таки признаешь, что Олег очень скрашивал наши будни. Осторожно так вклинивается в разговор: мол, хотелось бы уточнить, если позволите, господа ефрейтора и старшие стрелкунасы. Этакий Мефисто в очках, серьезный донельзя. Только глазки щурятся в предвкушении удовольствия. А за стеклом поблескивает, нетерпеливо приплясывает смешинка, готовая выскочить веселым чертенком, даже не дожидаясь, пока ты основательно заглотнешь наживку.

      Иронии, особенно по отношению к серьезным вещам, ты не признавал. Для Олега – без иронии – самые серьезные вещи не имели смысла. Он даровался только иронией. Это был его способ существования в отрицаемой системе. Ею была не только армия. Надо признать, что способ этот один из самых приятных и не требующий особых напряжений. Между тем как приз бывает вполне приличным. Хотя именно тогда и начинаются серьезные проблемы: как сохранить преемственность иронических позиций, невзирая на ошеломляющую серьезность неожиданной удачи?

      Виляу, думаю, что ты согласишься:

Скачать книгу