LITMIR.BIZ

      На днях я гостил на даче у одного известного врача, а с недавних пор ещё и телеведущего. Он был давним знакомым моего приятеля. Я был рад, когда приятель предложил провести выходные на даче у знаменитого доктора, человека, которого чуть ли не каждый день видишь на телеэкране. О том, что гостей будет двое, хозяин был в курсе и охотно давал своё согласие.

      Семь лет назад, в ту пору уже известный главврач одной Московской больницы, приобрёл огромный участок на юге Московской области. Основательно развернувшись на территории, он, некогда пустошь, превратил в латифундию. Проживал доктор на ферме, не считая прислуги, уединённо с молодой женой.

      В импровизируемой экскурсии по его хозяйству, больше похожим на зоопарк, меня заинтересовал тривиальный осёл. Он явно грустил?!

      На мой вопрос не болеет ли животное, врач, криво улыбнувшись, поведал мне, что этот осёл питал нежные чувства к лошади, которую продали десять дней назад. С неделю осёл орал и метался по участку как ошалелый в поисках возлюбленной, а в последние два дня перестал есть. В конце повествования врач посетовал, что, если осёл не начнёт принимать пищу придётся от него избавится.

      Было мучительно смотреть на осла. Опустив лохматую голову и не обращая внимания, ни на людей, толкующих о нём, ни на слепня, толстеющего на его шее, он всхлипывал каждый раз переживая прошлое и с каждым разом делал это всё громче и протяжнее. Было очевидно, что воспоминания разрывали его изнутри, но сопротивляться этому у него не было сил. Я впервые видел, как плакал осёл. И страдание его было, как я теперь знал, не от физической боли. С пышных, длинных ресниц его скатывались крупные капли на утоптанную поверхность хлева. Ударяясь о землю, они разлетались вдребезги словно хрусталь.

      Уже сидя за обильно заставленным яствами столом звенел подлинный хрусталь; слышались разговоры о судьбе человечества, строились планы; молодая супруга врача исполнила на итальянском «Вернись в Сорренто», аккомпанируя себе двенадцати струнной гитарой.

      Я не остался на обещанную мне баньку по белому. Несмотря на удивление и возражения моего приятеля я уехал к себе.

      После горячего душа я несколько оттаял. А рюмка Фанагорийского бальзама развязала мысли: «То, что хозяин – человек недалёкий, очевидно. Нет, не думаю, что негодяй. Всё же врач. А вот, осёл влюблённый в лошадь – этот позыв убог. И, пожалуй, также отвратительно, как если бы урод обнимал красотку, как если бы дряблое тело возлежало с молодым или как бездарность была бы на одной доске с гением. Мы сочувствуем самим субъектам: горбуну, старику, идиоту. Их слёзы о своём жалком существовании только добавляют нам сожаления к ним. Но стоит им влюбиться и влюбиться в противоположность себе, как наша жалость исчезает за кривой улыбкой презрения. Любовь осла к лошади анекдотична и пошла. Вернись в Сорренто, верни меня к жизни…»