Скачать книгу

месту и роли в исторической политике. Книга призвана ответить на вопросы, как была устроена эта своеобразная «историографическая вертикаль власти» и как идеологические кампании и дискуссии меняли концептуальный облик советской исторической науки. Виталий Тихонов – доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН, специалист по социальной истории науки, институциональной истории и истории исторической науки ХX века.

      В оформлении обложки использован кадр из к/ф «Иван Грозный» (режиссер и автор сценария С. Эйзенштейн, операторы Э. Тиссе, А. Москвин), 1944 г.

      ISBN 978-5-4448-2327-3

      © В. Тихонов, 2024

      © У. Агбан, иллюстрации, 2024

      © Д. Черногаев, дизайн серии, 2024

      © ООО «Новое литературное обозрение», 2024

      ВВЕДЕНИЕ

      Сразу после смерти Сталина историк, доцент МГУ С. С. Дмитриев записал в своем дневнике: «Великая, гигантская эпоха это тридцатилетие: она всем наполнена, и больше всего Сталиным». Действительно, огромная страна прошла значимый исторический отрезок своего развития в тени вождя, чья личность наложила отпечаток на все сферы жизни. Разумеется, история не стала исключением. Когда мы говорим о сталинской эпохе, мы не можем игнорировать вопрос манипуляции историческим знанием, превратившемся в руках диктатора и его сподвижников в важный инструмент утверждения власти, управления общественным сознанием и мобилизации масс.

      Как тут не вспомнить знаменитый лозунг из антиутопии Дж. Оруэлла «1984»: «Кто управляет прошлым, тот управляет будущим; кто управляет настоящим, тот управляет прошлым». Знание о прошлом превратилось в культурную технологию управления, поэтому сталинизм – это еще и сталинская историческая идеология, то есть система образов прошлого, ставших идеологемами, усилия пропаганды по их внедрению и специфические механизмы утверждения нужных власти представлений о прошлом, необходимого в первую очередь для утверждения статуса самого Сталина. Историзация стала одним из основных идеологических методов сталинской пропаганды, а историческая аллегория – ее основным приемом. При помощи исторических образов зрителю или читателю объяснялась текущая политическая ситуация, а тот, в свою очередь, видел в образах Ивана Грозного, Петра Великого самого Сталина. Так создавалось «полезное прошлое», рассматривавшееся в качестве неисчерпаемого ресурса для идеологии и поддержания сталинского режима.

      Разумеется, само понятие «полезное прошлое» советскими идеологами не использовалось. Его изобретателем считается американский литератор и историк культуры В. В. Брукс, который на излете Первой мировой войны призывал американцев создать собственное «полезное прошлое», «живительное» и способствующее процветанию Америки.

      Таким образом, инструментализация истории (в данном случае я буду говорить не только об исторической науке, но и о массовой исторической культуре и политике памяти) не является признаком исключительно сталинского СССР или какого-то другого конкретного режима. Подобные элементы можно обнаружить в любой политической системе, даже вполне плюралистичной и демократической. Однако в СССР 1930–1940‐х годов в условиях монополии власти и почти полного отсутствия альтернативных источников информации историческая политика становилась весьма эффективной. Обращение к прошлому стало важной формой легитимации власти и ее достижений, реальных и мнимых.

      Почему идеология сталинизма такое внимание уделяла прошлому? На этот вопрос есть ряд ответов. При жизни Сталина поворот в идеологии объясняли по-разному, в том числе и в зависимости от собственных политических позиций. Так, его главный оппонент Лев Троцкий писал о контрреволюционных процессах, «преданной революции» и бюрократизации в сталинском СССР, вылившихся в помпезные псевдоисторические формы культуры. Русский эмигрант Николай Тимашев, в 1946 году выпустивший книгу «Великое отступление», связывал этот процесс с националистическими симпатиями вождей партии, крахом к началу 1930‐х годов надежд на мировую революцию и появлением нацистской угрозы.

      В знаменитой книге культуролога Владимира Паперного «Культура Два» это объясняется глобальным движением социально-культурных структур советского общества, переходом от ориентированной на будущее «культуры 1» (авангард 1920-х) к консервативной «культуре 2» 1930‐х годов, обращенной в мифологизированное и монументальное прошлое. Безусловно, такой подход хорошо фиксирует сам процесс и некие фундаментальные закономерности развития отечественной культуры, но плохо отражает конкретные исторические механизмы, приведшие к такому результату.

      Американский историк Дэвид Бранденбергер рассматривает сталинскую политику памяти как конструирование сложных, идеологически перегруженных нарративов, сочетающих образы дореволюционного прошлого, революционные символы и лозунги, а в центре всего помещающих фигуру самого Сталина. Бранденбергер использует понятие «полезного прошлого», указывая на утилитарность сталинской идеологии. Российский историк Александр Дубровский также подчеркивает прагматический характер обращения идеологов к исторической тематике.

Скачать книгу