LITMIR.BIZ

Скачать книгу

властительства России и сделаться опасным изменником»[192]. А это уже было политическое преступление…

      Как бы то ни было, но доносу атамана Орлова и обвинению в намерении Платова отделить Дон от Российской империи был дан ход, и для недавнего героя Измаила и Персидского похода наступили черные дни:

      Во сырой тюрьме Петропавловской,

      На реке Неве, граде Питере,

      Страдал-мучился млад донской казак,

      Атаман Матвей сын Иванович;

      Так томился он в безызвестности

      Ровно три года и три месяца.

      Побелела его там головушка,

      Очи ясные помутилися,

      Богатырский стан, поступь гордая

      В злой кручинушке надломилися.

      Сердце пылкое, кровь казацкая

      Тоскою лютой иссушилися.

      Сыны храбрые Дона Тихого

      Приуныли все, призадумались

      Куда делся наш атаман лихой,

      Где томился он в злой неволюшке?

      И за что, скажи, страждет-мучится

      Витязь доблестный Платов-батюшка?

      Не угоден ли царедворцам был

      Супротивное-ль слово вымолвил?

      Или кивера атаманского

      Перед кем не снял, не склонил головы?

      Соберемся мы тучей грозною,

      Понесемся мы грозой-вихорем,

      Разобьем, возьмем крепость приступом,

      Привезем вождя вновь на тихий Дон[193].

      Камера, в которой «секретным политическим номером» сидел Платов, имела шесть шагов в поперечнике. Освещалась она одним только сальным огарком, треск которого из-за большой сырости в камере был неприятно громким. Матвей Иванович первое время дни и ночи напролет ходил по камере, вспоминая прошлые дни походов и сражений, дни славы и доблести. И воспоминания эти лютым огнем жгли несчастную душу опального генерала. Днем Платов подходил к двери и пытался заговорить с солдатами караула:

      – Что, служивые, небось не впервой генерала стеречь?

      Солдаты испуганно оглядывались по сторонам и полушепотом отвечали:

      – Не извольте разговаривать, ваше превосходительство, неровен час услышат господин капитан и тотчас доложат начальству!

      Платов замолкал, отходил от двери и горько думал, что какой-то капитан не разрешает ему, боевому генералу, поговорить по душам с солдатами!

      Наступила слякотная петербургская зима. В камере Платова стояла холодная, пронизывающая до костей, сырость. Когда морозы превысили нормы человеческого терпения, истопники затеплили печи, но от них шел такой чад, что глаза выедало, как от свежего хрена. Стены были мокры и скользили, а по каменному полу, не боясь присутствия Платова, бегали здоровенные крысы. Матвей Иванович спервы цукал на них, стучал сапогами, а потом привык: все-таки живые существа!..[194]

      В чаду, холоде и томительной неизвестности прошло четыре месяца. 11 января 1801 года Платова судили в Четвертом департаменте Сената После непродолжительного

Скачать книгу