Скачать книгу

e>

      «Вы помните, вы все, конечно, помните…»

      Пленительный Лель, голубоглазый и златокудрый, беспечный пастушок, поющий задушевные песни, компанейский парень, всеобщий любимец, растрава девичьих сердец – казалось, пришел он из волшебной сказки Островского, прямо из царства мудрого Берендея. В самом имени его – Сергей Есенин – столько весеннего света, ясности, тепла, сердечности.

      Поэтесса и журналистка Зоя Бухарова в ноябре 1915 года в репортаже «Петроградской газеты» о поэтическом вечере группы «Краса» просто млела, описывая дебют Есенина на столичном Парнасе (примечательно – первый литературный портрет Есенина принадлежит именно женщине!): «Робкой, застенчивой, непривычной к эстраде походкою вышел к настороженной аудитории Сергей Есенин. Хрупкий девятнадцатилетний крестьянский юноша, с вольно вьющимися золотыми кудрями, в белой рубашке, высоких сапогах, сразу, уже одним милым, доверчиво-добрым, детски-чистым своим обликом властно приковал к себе все взгляды. И когда он начал с характерными рязанскими ударениями на „о“ рассказывать меткими, ритмическими строками о страданиях, надеждах, молитвах родной деревни („Русь“), когда засверкали перед нами необычные по свежести, забытые по смыслу, а часто и совсем незнакомые обороты, слова, образы, – когда перед нами предстал овеянный ржаным и лесным благоуханием „Божией милостью“ юноша-поэт, – размягчились, согрелись холодные, искушенные, неверные, темные сердца наши, и мы полюбили рязанского Леля».

      Это первое впечатление прочно вошло не только в сознание современников, но и на долгие годы мифом приросло к противоречивой, мятущейся личности поэта – вопреки последовавшему вскоре имажинизму, беспутному разгулу, «половодью чувств», вопреки цилиндрам и Айседоре, «Москве кабацкой» и «Черному человеку».

      О, эти голубые глаза! О, эти пшеничные локоны! Нет, совсем не Лель, другой персонаж русской литературы трагически заявлял здесь о своем приходе – еще не истративший душу, но уже вступивший на путь экзистенциальных экспериментов Свидригайлов! Без бороды его никто не узнал…

      «Я все себе позволил!» – любил говорить Есенин. И это не было пустой фразой. С карамазовским безудержем прожил он свои тридцать лет, а потом – «кубок об пол»!

      «Донжуанский список» Есенина вполне мог бы соперничать с пушкинским.

      Много девушек я перещупал,

      Много женщин в углах прижимал.

      Но это отнюдь не список побед. Скорее, напротив. Интимная биография поэта поражает своей беспорядочностью и запутанностью. Его бросает от одной женщины к другой, но ни одна не может удержать его.

      Ни безотчетная любовь, ни смирение, ни самопожертвование не способны дать поэту заветного счастья. Смертная тоска неодолимо заполняет сердце.

      Много женщин меня любило,

      Да и сам я любил не одну,

      Не от этого ль темная сила

      Приучила меня к вину.

      . . . . . . . . . . . . .

      Не больна мне ничья измена,

      И не радует легкость побед, —

      Тех волос золотое сено

      Превращается в серый цвет.

      Превращается в пепел и воды,

      Когда цедит осенняя муть.

      Мне не жаль вас, прошедшие годы, —

      Ничего не хочу вернуть.

      Я устал себя мучить бесцельно,

      И с улыбкою странной лица

      Полюбил я носить в легком теле

      Тихий свет и покой мертвеца…

      «Полюбить бы по-настоящему! Или тифом, что ли, заболеть!» – запомнила Надежда Вольпин признание поэта.

      Да, Есенин не знал «настоящей», трагической любви. Той страсти, что сжигала Блока. Тех мучений, что терзали Маяковского.

      Ему повезло: его женщины его любили.

      Ни одна не отвергла. Ни одна не посмотрела насмешливым взглядом, не заставила гореть в огне сомнений, томиться жаждой несбыточных встреч, трепетать, отчаиваться, ликовать и плакать – любить. Ему не повезло…

      Так и промаялся весь век – безлюбый.

      Секс-идол России на все времена, он изнывал от тоски безразличия.

      Кто я? Что я? Только лишь мечтатель,

      Перстень счастья ищущий во мгле,

      Эту жизнь живу я словно кстати,

      Заодно с другими на земле.

      И с тобой целуюсь по привычке,

      Потому что многих целовал,

      И, как будто зажигая спички,

      Говорю любовные слова.

      «Дорогая», «милая», «навеки»,

      А в уме всегда одно и то ж,

      Если тронуть страсти в человеке,

      То, конечно, правды не найдешь.

      Но ведь и сам он избегал роковых встреч. (Однажды лишь потерял голову, с Айседорой, да и то ненадолго. И, кажется, не совсем без задней мысли ринулся к ней в объятия.)

      Ему ведь прежде нужно было, чтобы его любили.

Скачать книгу