Скачать книгу

ился на росшем поодаль роскошном ясене – пронизанном лучами, золотящимся, как корона кесаря. Это был древний кряжистый ясень, с неохватным стволом, не утративший, однако, юношеской стройности и красоты коры. Много видел он на своём веку, застал ещё ветхую, незамутнённую Русь, к которой от плоти и крови принадлежал и Янь.

      Дыша полной грудью, Янь любовался царём-деревом, не глядя на приближающихся людей. Но рука взялась за топорец, на поясе висящий. Другого оружия не было у него, хотя отроки умоляли взять.

      – Осоромят тя, боярин.

      Да кому там срамить! Смерды ведут смердов… Он и с чеканом управится. Не половцы чать.

      Трое были совсем уже близко. Грязные сермяги, лапти да онучи. Косматые волосы спадают на глаза – волчьи, внимательные и жестокие. У двоих топоры – тяжёлые рабочие, не ухватистые да ловкие, как Янев чекан. Третий несёт дреколье. Да у всех – ножики за поясами.

      Всё ещё обводя взором окоём, Янь вытащил чекан и вдруг, не думая, воздел его, словно приветствуя противников, ясень, озеро, небеса и Бога над ними. Солнечный луч попал на стальное полотно, и оно яростно заискрилось.

      Янь.

      Шли по Волге и по Шексне, и кровью мечен был путь их. Шли смерды да изгои – кисло воняющее лапотное стадо. Впереди – вожак. Этот выступал важно в искусно пошитых узорчатых сапожках, да цветной рубахе, да шёлковом с жемчугами оплечье. Соболья шапка венчала главу его, с плеча красное корзно свисало, застёгнутое пряжкой с большим яхонтом, сверкающим, яко око кроваво.

      Настала в тот год скудость в земле Ростовской – прошлогодняя засуха, а за ней ледяные ливни убили урожай, и к весне пухнуть стал народ. Многие изгои оторвались от вервей и пошли бродяжить по земле, ища пропитания, подобно ненасытным волкам. А те, кто сидел на месте, чем-то перебиваясь, становились бродягам ненавистны. И тут объявился некий, глаголящий:

      – Ведаю, кто своё обилье держит!

      Был он веры старой, не греческой, волхв, многие чудеса показал. И пошли за ним, и чем дальше шли, тем гуще чернела толпа, словно шествовал по Руси конь, а на нём – ездец невидим, лишь развевается чёрная его епанча, покрывая всё больше земли тенью своей.

      Тяжко дышащая, алчущая толпа вваливалась на погост, и требовал вож её на суд к себе лучших жён. И здешний люд, словно по какому-то мороку, приводил к нему безропотно жён своих и сестёр, и матерей. Молвил тогда чародей, перстом указуя на ту или другую:

      – Вот та хлеба зажала. А эта – мёд. А та – рыбу.

      Потом, взяв острый нож, резал он жене спину, пока родичи ту держали. Кричала она волчицей, кровь хлестала из широкой раны. И вдруг, словно в мороке, видели ошеломлённые люди, что из раны является та пища, о какой волхв возвестил. И славили его, расхватывая хлеба и мёд, и рыбу, ели жадно, но насытиться никак не могли, так и оставались с голодными брюхами. Над женой же той глумились, пока она не умирала. А потом мужья, жён своих сгубившие, прилеплялись к толпе и шли до иного погоста или же веси, где всё повторялось.

      В непроглядной лесной темени пылал яркий костёр. Шипел на вертеле, истекая салом, молодой кабан. Отроки толпились вокруг, простирая к жаркому пламени озябшие в ночной стыни руки.

      Боярин сидел поодаль, поигрывая чеканом, склонив бритую голову, чуб на которой, носимый согласно стародавнему обычаю знатных воинов, как и вислые усы, уже пронизали серебристые нити. Но ни в лице, ни в фигуре не было признаков дряхлости. Не будь седины, мнилось бы, что вот сидит могучий молодой боец. Да таким он и был, Янь.

      Янь Вышанин. Полвека носил он уже это имя и успел прибавить роду своему почёта. Хоть и так род был славный: вёлся от Свенельда, воеводы кагана Святослава, через Добрыню, дядьку кагана Владимира, а после – Остромира, посадника Новгородского. Да и у отца Яня, воеводы Вышаты, заслуг неисчислимо: ходил при Ярославе Владимировиче в поход на Византию, потерял во время бури все ладьи, но повёл воев пешим ходом. Ополчение было разбито, Вышату взяли в полон, и вернулся он домой лишь три года спустя – ослеплённым. А сам Янь служил князю черниговскому Святославу, вместе с ним и другими Ярославичами ходил в Тмутаракань, дрался с торками и половцами. Теперь же послан Святославом сюда, на Белоозерский погост, дань имать в земле его братца. Яню было всё равно, как там братья обговорили это дело, да и обговорили ли вообще, но сторожился он, вёл отроков своих не по проезжим дорогам, а всё больше лесом – так-то спокойнее. Святослава он любил, а двух братьев его ни во что не ставил. К Святославу, мыслил он, перешла мудрость и доблесть отца, ему и быть первым. Знал, что Святослав искал стола златого Киевского, и намерен был услужать ему в этом всячески.

      Ведь Янь сам себе на уме был. Род его немногим хуже, чем у Рюриковичей, однако не столь велик, чтобы стать ему князем. А простым боярином маловато будет. Ну и ладно – Янь он есмь. Святослав же Ярославич великим князем быть хочет и станет, а Янь при нём, куда ж без него.

      Ему казалось, что он всегда был здесь, на Руси. Реки, луга, поля, чащи и веси – всё было его, исхожено и изъезженно им и его предками. На святых местах прадедов вырастали Божии церкви, и Янь молился в них. Но иногда старые боги доставали его душу, и перед глазами

Скачать книгу