Цербер-Хранитель - Татьяна Корсакова

Скачать книгу

тью и суетливостью жизни. Но это неправильное было не из жизни. Харон почувствовал это кончиками пальцев, нервными окончаниями, натренированными познавать мир не только на свету, но и в темноте. Это неправильное выплеснулось под колеса его автомобиля вместе с сумерками. Или вместо сумерек? Оно клубилось над придорожным кустарником черным, то и дело меняющим свои очертания облаком. И воздух пах не так, как должен был пахнуть в преддверии ночи. Не остывающим после дневного жара асфальтом, не дорожной пылью, не лесом. Пахло гарью, чем-то удушливо-химическим.

      Харон бы проехал мимо, просто поднял бы боковое стекло, надежно закупоривая салон авто. Он бы даже не стал выяснять, из чего соткано то бесформенное облако, если бы в самый последний момент, когда рука уже потянулась к кнопке стеклоподъемника, не учуял еще кое-что…

      К химическому запаху гари примешивался еще один неуместный для этого места и этого времени запах. Пахло свежей кровью…

      Харон тяжело вздохнул и направил автомобиль к обочине. Заглушая мотор, он уже отчетливо понимал, что было бы разумнее и рациональнее просто проехать мимо, но он никогда не отменял ни однажды принятых решений, ни однажды взятых на себе обязательств. Он просто посмотрит. Для начала посмотрит, а уж потом решит, как действовать дальше. И стоит ли вообще действовать.

      Вне уютного автомобильного салона запахи усилились многократно: и едкий химический, и сладкий кровяной. Животное? Кто-то сбил на этой лесной дороге животное. Ничего удивительного: дорога старая и после открытия новой развязки не особо торная. Пользовались ею только местные, да и то лишь те, чей транспорт обладал достаточной проходимостью. Рыбаки, охотники да вот он – Харон. Ну, и еще кое-кто из молодежи, этих байкеров без мозгов и глушителей. Байкеров Харон не любил. За суетность и шумную сумятицу, которую они вносили в размеренную ночную жизнь. Он вообще не любил шум и сумятицу, ему нравились тишина и предсказуемость.

      Сегодня вечером с размеренностью вышел прокол. Прежде чем спуститься вниз по склону оврага, Харон осмотрел дорогу. Не то чтобы он был великим следопытом, но очевидное мог разглядеть. А очевидное оставило на старом асфальте след стремительного торможения. Или стремительного ускорения. Это уже не его ума дело. А его ума дело – вот эта лужа с уже подсохшей, свернувшейся кровью. Харон жадно втянул носом воздух, прикрыл глаза.

      Кровь человеческая, в этом не было никаких сомнений. За годы жизни и работы он научился различать нюансы того, от чего простого смертного мгновенно начинало мутить.

      И копошащееся над зарослями кустарников облако – не просто гнус, как подумалось сначала. Это летучие мыши, ночные твари, по какой-то удивительной прихоти сбившиеся в стаю. К летучим мышам Харон испытывал необъяснимую симпатию, куда большую, чем к птицам. Пожалуй, из птиц он с определенной долей уважение относился лишь к воронам, и нисколько не удивился бы, если бы над землей кружили именно они. Вороны – падальщики, они всегда там, где оставила свой след смерть. А она оставила. Кровавая лужа – наилучшее тому доказательство. Остается узнать, ушла ли смерть на сей раз с добычей. Ведь бывает по-разному. Ему ли не знать?

      Харон задумчиво повертел в руках свою трость с серебряным набалдашником в виде черепа. Ничего особенного – просто дань имиджу, как сказал бы Мирон. Харон никогда не пытался Мирона переубеждать. Он вообще не считал нужным вступать в дебаты с живыми. Он и в диалоги-то вступал крайне неохотно, большей частью по велению долга, а не сердца. Но с Мироном все получилось по-другому. Харон винил в этом только себя – свое однажды принятое решение, а потому смиренно терпел и выходки, и колкости мальчишки.

      Пиджак, сшитый у лучшего портного из дорогого английского сукна, он предварительно снял и аккуратно положил на пассажирское сидение. Не хотелось испортить хорошую вещь. Туфли тоже было жалко, но спускаться на дно оврага босиком не хотелось.

      Спускался осторожно, раздвигая разлапистые ветки тростью, зорко всматриваясь в уже почти полновластную темноту. В темноте Харон видел хорошо, куда лучше остальных людей. И слух имел отличный. Что уж говорить про нюх? Вот таким уникальным он уродился много-много лет назад.

      А запахи становились все сильнее и сильнее. И сладкий кровяной и душный химический. Теперь уже совершенно отчетливо воняло горелым пластиком и краской. Кровью пахло слева, а гарью справа. Харон замер на долю секунды, а потом свернул влево.

      Облако из летучих мышей не просто клубилось в небе. Словно невидимой пуповиной оно было привязано к лежащему на земле телу. Харон махнул тростью, летучие мыши с возмущенным писком взмыли вверх, но далеко не улетели. Кружили над головой, примерялись, как бы побыстрее да половчее вернуться обратно. Харон еще несколько раз махнул тростью, отгоняя самых настырных, самых смелых, и шагнул вперед.

      Он не сразу понял, кто перед ним. Человек лежал на спине, раскинув руки, неестественно запрокинув голову к небу. Харон посмотрел на лицо, едва различимое в темноте, залитое запекшейся кровью, присел перед человеком и принюхался. К сладкому кровяному духу примешивались едва уловимый цветочный аромат и едкая алкогольная вонь. Виски, пиво, вино…

      Прежде, чем проверить

Скачать книгу