Скачать книгу

зеленой листвой. Когда мне ночью было страшно, они тянулись ко мне со стены возле кровати. Когда я волновалась и краснела, отвечая у доски плохо выученный урок, они опутывали меня, прорастая прямо из пола кабинета литературы. Когда мне было одиноко, они подбирались ко мне со спины, где бы я не была, обнимали меня зеленым коконом.

      Это были ивовые побеги – светло-коричневый ствол и тонкая, зеленая листва.

      Когда я была маленькой, несмышленой и верила в то, что взрослые хорошо понимают детей, я рассказывала родителям об этих ветвях. Мама каждый раз при этом бледнела, капала себе в прозрачную рюмку валериановые капли и шептала отцу на ухо, что это ненормально, что, вероятно, меня надо лечить.

      Отец смеялся, обнимал маму за плечи и говорил ей, что с детьми такое бывает.

      – У Аси просто богатая фантазия, Мариночка. Это хорошо. Это значит, что хотя бы одна из наших дочек пошла в меня.

      После этого отец смотрел на меня с нежностью и гладил мои непослушные светлые волосы. Когда он так делал, сердце мое готово было выпорхнуть из груди маленькой птичкой, так окрыляли меня любовь и восхищение к этому высокому, худому, небритому человеку с такими же непослушными и от этого вечно растрепанными светлыми волосами.

      Мама, прерывая идиллию, нервно встряхивала головой и спрашивала резким голосом:

      – И что ты мне прикажешь делать с ее ветвями?

      – Ничего, Мариночка, не обращай внимания. Ася вырастет и забудет о них.

      Несмотря на мамины переживания, к врачам они с этой проблемой не обращались, за что я им благодарна. Отец говорил, что психиатр найдет отклонение у любого творческого человека и сможет испортить ему репутацию и всю дальнейшую жизнь.

      Сама же я привыкла к этим ветвям и считала их своей защитой. Они никогда мне не мешали, только помогали. По мере взросления, ко мне приходило понимание, что взрослые детей не понимают совсем, более того, они живут в совершенно ином, сером и унылом мире, поэтому из всего делают проблему, как моя мама.

      Я перестала рассказывать о своих видениях, и постепенно мама успокоилась, решив, что отец был прав, и я благополучно переросла все свои "фантазии".

      Отец же был в курсе, что ветви по-прежнему со мной.

      – Подумаешь, заросли ивы! – говорил отец, – вот если бы у тебя перед глазами бегали зеленые человечки, тогда бы я подумал, что с тобой, действительно, не все в порядке. А тут лес, природа, ветви… Красота и романтика. Ты у нас творец, истинный художник, Ася! – смеялся отец, когда мы оставались с ним один на один.

      Так, благодаря отцу, который кому-то мог показаться безответственным и ненадежным, у меня, странной, замкнутой девчонки, было обычное, вполне счастливое по моим собственным меркам детство без докторов и страшных диагнозов.

      ***

      Отца звали Василий. Он был художником. Почти все время он проводил в своей мастерской. Давал частные уроки и писал картины, которые плохо продавались, несмотря на то, что цена у них была копеечная.

      Как-то к отцу в гости пришел друг, высокий, широкоплечий мужчина в белом костюме. Они сидели с ним на кухне, разговаривали, иногда о чем-то громко спорили, курили и то и дело разливали по рюмкам светло-коричневую жидкость. Когда я зашла на кухню выпить стакан молока перед сном, они замолчали, а потом, мужчина в костюме, взглянув на меня мутным взглядом, произнес:

      – С твоим подходом к жизни, ты никогда не выберешься из нищеты, Вася. У тебя вон дочка в дырявой майке ходит. Повышай цены на картины. Не в два-три раза. В сто раз повышай! – мужчина округлил глаза и стал похож на сумасшедшего, – Это маркетинг, Васек! Когда ты сам научишься ценить свое творчество, тогда и люди его оценят по достоинству.

      Отец смущенно взглянул на меня, и я тут же стыдливо прикрыла рукой дырку на майке. Мама с отцом всегда говорили, что одежду нужно беречь, а дома лучше носить вещи похуже, поэтому мы с Алисой всегда надевали дома самые старые, давным-давно выцветшие футболки и майки. На дырки и помятости в нашей семье никто не обращал внимания. Мама не любила шить, а утюг наш уже два года стоял под столом сломанный.

      Я выскочила из кухни, а потом слушала сквозь неплотно закрытую дверь, как отец ругается со своим другом. После этого тот к нам больше не приходил. Я чувствовала себя виноватой, а точнее винила во всем свою майку.

      Цены на свои картины отец так и не повысил. Он сказал, что искусство должно быть доступно простому народу, и он не собирается строить из себя великого гения только потому что нам не хватает денег.

      – Деньги и искусство несовместимы, деревце, и это правильно, – грустно сказал мне отец на следующий день, выскребая из своих карманов последнюю мелочь, чтобы отправить меня в магазин за буханкой хлеба, – хоть иногда это и доставляет творцам массу неудобств.

      В магазине мне не хватило нескольких рублей, и продавщица тетя Анжела строго посмотрела на меня и отказалась продать хлеб.

      – Докатились, Астраханцевы, уже на хлеб не хватает! А я Маринке еще пять лет назад говорила, чтоб она уходила от своего художника, пока не поздно. И вот! Что и требовалось доказать!

Скачать книгу