LITMIR.BIZ

Скачать книгу

ина Рождественская – «Жили-были, пили-ели». Книги эти написаны с юмором и, между прочим, очень полезны – некоторыми рецептами я с удовольствием пользуюсь. В общем, спасибо, дорогие коллеги. Как говорится, зашло.

      Итак, я поделюсь с вами кулинарными воспоминаниями, правдивыми историями, смешными и не очень, многолетним опытом хозяйки и, конечно, рецептами.

      Ну поехали?

      Детство

      В Советском Союзе культивировался образ здорового ребенка: румяные, толстые, выглядывающие из-за ушей щеки с ямочками, перевязки на ручках и ножках – словом, этакий пухлый и веселый толстячок с вечно открытым, как у птенца, ротиком. Наверное, это последствия голода и войны, и любой худой ребенок считался недокормышем, рахитиком и даже больным. Родителей такого дитяти обсуждали и осуждали.

      Так же было и со мной – в детстве я была худющей, даже тощей (где эти счастливые времена!), есть не любила в принципе, что было вечным поводом для страданий мамы и бабушки. Вкусное – а бабушка была кулинаркой отменной, – полезное и не очень, кислое или сладкое вызывало гримасу на моем бледном и худом личике. Развеселить могло только мороженое, здесь без вариантов. А, вру, еще фрукты! Фруктовым наркоманом я была всегда. В два года меня спросили: «Кого ты больше всего на свете любишь?» Я честно ответила: «Абуз». В смысле, арбуз. Моя любовь к арбузам, надо сказать, сохранилась. А еще к черешне, абрикосам, смородине, крыжовнику, грушам и яблокам. Но эта роскошь была доступна только в летние месяцы, да и то на курорте – в столице, где цены на рынке кусались, мне покупали маленькие кулечки с любимыми фруктами. Выручали бабульки на дачных крошечных самопальных рыночках, продающие фрукты кучками, а ягоды баночками. Но каждое лето мы уезжали на Украину, в Бердянск, к бабушкиной сестре, и вот там наступало раздолье. Но об этом позже, отдельной главой.

      Единственные ягоды, к которым я равнодушна, – клубника и земляника. Я их просто не ем. Навсегда осталось в памяти: крошечный пирожок с земляничным вареньем – и через час вызов «Скорой», ребенок корчится от болей в животе. Такая вот аллергия. С возрастом прошло, но ягоды эти мне безразличны, в памяти остались жуткие боли.

* * *

      В полтора года мама отвезла меня к бабушке по отцу в дачный поселок под Донецком и оставила жесткие инструкции – чем кормить и как. В рацион входили каши, легкие овощные супы, отварное мясо или рыба. Мама вернулась дней через десять и застала такую картину – дочь ее, то есть я, бегала по дому, держа в руке что-то замусоленное, непонятное, по виду липкое или жирное. И что удивительно – ребенок засовывал в рот это нечто, как соску или конфету, и издавал звуки радости.

      – Что это? – ледяным голосом поинтересовалась мама у свекрови. – Что у нее во рту?

      – Сало, – спокойно ответила свекровь, – борщ съела, а сало не доела.

      – Борщ? – повторила мама. – Борщ со сметаной? На жирной грудинке?

      Свекровь спокойно кивнула:

      – А на чем же еще?

      – Сало? – шепотом повторила мама. – А что с ней будет потом?

      – А что будет? – легкомысленно пожала плечами свекровь. – Ничего! Она все дни ест сало с борщом! И что? Ничего! Смотри, как ей нравится!

      Мне, кажется, это действительно нравилось. По крайней мере мой вид говорил именно об этом – полоску сала из рук я не выпустила, несмотря на мамины усилия. И ничего со мной не случилось – все было отлично! Ни жирная грудинка мне не навредила, ни домашняя жирная сметана. И сало не навредило – я его полюбила.

      Но это так, штрих. Штрих к главе «Детство».

      Обычный ребенок, обычный детсад. И детсадовская еда – об этом написаны тома – застывший блин манной каши, отчаянно сладкий чай или тошнотворный желудевый кофе, несъедобный суп с пшенной крупой, жесткие котлеты, невозможно воняющая жареная рыба, наверняка из самых дешевых. И еще рыбий жир – я дитя поколения рыбьего жира.

      В дни, когда готовили рыбу – отваривали, жарили, тушили, – помещение детского сада прованивало так, что, несмотря на погоду, воспитательницы распахивали окна.

      В общем, в саду я не ела. Сидела над тарелкой и роняла слезы в кашу и суп.

      И я была не одна.

      Садик мой находился во дворе дома на Кировской, ныне Мясницкой, где прямо за углом был хороший, всем известный рыбный магазин. Я помню конусообразные конструкции из банок с крабами и белые овальные эмалированные лотки с икрой – красной и черной. Последняя была представлена в нескольких видах – ястычная, в неаппетитной желтой слизи (потом я узнала, какая она вкусная), крепко спрессованная, трудно разрезаемая и липкая паюсная и, собственно, королевская, белужья или осетровая, зернистая, сероватая, с жемчужным отливом и отдельными ядрышками. Эта королевишна нам была не по карману, ястычную я, ребенок, есть бы не стала, а вот паюсную мама покупала – брикетик граммов на пятьдесят, завернутый в прозрачную кальку. Процедура была обязательной, назначенной детским врачом, для поддержания гемоглобина у доходяги-дочурки.

      Икру я съедала – слизывала с бумаги там же, в магазине, на мраморном столике возле окна. Ела себе и посматривала в окно. Ела

Скачать книгу