Скачать книгу

ин Волчьей Дубравы

      Бахмагузин Сергей – шахматист

      Соколов Иван – тож

      Морозовский Дмитрий – тож

      Алексей Васильевич – главный врач

      Иван Харитонович – больничный сторож, основатель движения «Босиком для пользы».

      Харитониха, его жена

      Вильгельм Соломонович Нафферт – полковник в отставке

      Ефим Тимофеев, Фимка – водитель «скорой помощи».

      Анна – фельдшер.

      Баба Настя – санитарка.

      Федор Федорович Беркутов-Белопольский, «Фе-Фе» – невропатолог.

      Виктор Петрович Любавин – стоматолог и начмед

      Володя – сосед, добрый человек.

      Вера, его жена

      1

      Маркиза, как всегда, первой услышала шум мотора. Подняв голову, она запустила коготки в мое бедро.

      Я снял ее с колен, поставил на пол и подошел к окну.

      Едут, голубчики. Свет фар, пока далекий, обещал бессонную ночь.

      Удачно, что не ложился – не нужно вставать и одеваться.

      Вторая удача – чайник горячий. Налил стакан кипятку, высыпал две ложки «Чибо» и пять – сахара. Смесь номер один. Сахар – он для головы полезный, для той, что ночью не спит. Смесь номер два – утренняя, в обратной пропорции.

      Сейчас и я слышал машину. Половина второго. По московскому времени разгар гулянки, а по сельскому – глубокая ночь. Все кругом спит, лишь мы с Маркизой не спим. Я книгу читаю, занятная попалась, Маркиза мышей дожидается.

      Машина подъехала совсем близко. Мотор стих, зато дверь хлопнула, что выстрел, сухо и громко.

      Я, прикрутив фитиль лампы, глянул в окно. Луна хоть и на ущербе, но светит честно – когда тучи позволяют.

      Нет, это была не больничная машина. Милицейский «УАЗ» с мигалкой. Мигалку, правда, выключили. Или сама сломалась.

      Сержант постучал в дверь совершенно не по-милицейски, деликатно, тихонько. Знает, что не сплю – свет-то горит.

      Я прошел крохотным коридорчиком.

      – Привет, Степаныч! Что там у вас?

      – Дела наши, Корней Петрович, известные.

      И вопрос свой я задавал не впервые, и ответ слышал многажды. Известные, какие же еще. Будь это машина больничная, тогда возможны варианты: ущемленная грыжа, аппендицит, ножевое ранение, прободная язва, перелом, мало ли что с человеком случается.

      Милиция же по ночам зовет меня только на труп.

      Я быстро допил кофе. Мертвые хоть и не торопятся, а и мешкать не дают. Затем подхватил чемоданчик судмедэксперта, немецкий, правильный.

      – Иду. Ты, Маркиза, дом сторожи.

      Кошка хвостом хлестнула себя по бокам. Сердится.

      Дождя не было третий день, но грязи оставалось изрядно, хоть продавай. Хорошо, лето. Осенью грязи больше, да еще стынь. А сейчас тепло. Глядишь, день-другой, все подсохнет, тогда хоть в туфлях ходи, по-городскому.

      Я сел рядом со Степаном.

      – Куда едем?

      – В Волчью Дубраву, Корней Петрович.

      – Что ж сразу не сказал? – Волчья Дубрава лежала в тридцати километрах, по нашим дорогам часа полтора. Пропала ночь.

      – Говори, не говори, ближе не станет.

      Мы поехали.

      Кругом тьма. Электричество отключили. Лишь пару раз мелькнули тусклые огонечки – полуночники переводили свечи либо керосин.

      – Кто там, на месте?

      – Ракитин с группой. Виталик и Сергиенко.

      Ага. Могучая кучка в полном составе.

      Мы выбрались на шоссе. Десять километров приличной дороги промчались мигом. Потом свернули на Каменку, восемь километров дороги поплоше. И затем – уже на саму Дубраву, двенадцать километров грунтовой безнадеги.

      Я оказался прав – приехали в три пятнадцать.

      Месяц картинно висел меж звезд. Скоро светать станет. Ночь в июле только шесть часов, пришла на ум старая песня. На стихи Расула Гамзатова – тоже вспомнилось. В четвертом часу ночи какая дичь не вспомнится!

      Фары высветили первые избы. Куда нам?

      Мы остановились перед добротным двухэтажным домиком. Видно, крепко живут. Точно – наш! Тускло светились окна, да еще лучи фонариков рыскали внутри. Тоже без электричества. Весь район учат.

      – Сюда, Корней Петрович.

      – Ты прежде бывал здесь?

      – Я везде бывал. Тут – в позапрошлом годе, – но причину не сказал. Степаныч, в отличие от меня, в четвертом часу человек неразговорчивый.

      Во дворе дома стоял другой «Уазик» – тот, на котором прибыла могучая кучка.

      Мы прошли в дом.

      Я долго мыл сапоги в нарочно на то поставленном у крыльца корыте. На диком Западе у входа прежде ставили коновязь, а у нас корыто. Очень уж земля богата плодородным элементом.

      Но как ни мыл я сапоги, а снял их на крыльце. С собою культурный

Скачать книгу