Скачать книгу

еулке – напротив Третьяковской галереи. Мой отец был скромным еврейским поэтом и драматургом, трижды воевал и был награжден двумя Георгиевскими крестами и двумя медалями, которыми я играл и до сих пор детски-наивно горжусь. Вверху над нами жил Владимир Ермилов, некогда знаменитый редактор журналов, всем известный недруг Маяковского. Под нами – известнейший в те времена писатель Николай Вирта, четырежды (!) лауреат Сталинской премии, и когда мы с братом, разрезвившись, подымали изрядный гвалт, он прибегал и умоляюще говорил, что его «плафоны буквально ходят ходуном».

      Это было для меня веселое время. Моим лучшим товарищем был Володя Кирсанов, сын известного поэта. Но водился я и с другими писательскими детьми – дружил с девочками-близнецами Олей и Сашей, детьми Льва Никулина, и еще с внучкой Константина Тренева Лизой. Это были настоящие дружбы. После, в том же Лаврушинском, у меня появилось много взрослых друзей – с их рассказами, воспоминаниями, журналами и книгами. Многие из этих рассказов и книг навсегда «вселились» в мою память – читатель найдет их и в этой книге.

      Среди моих близких и дружелюбных знакомых было немало известных и даже очень известных лиц: всех перечислять не стану. Особенно я был дружен c Юрием Карловичем Олешей и его женой Ольгой Густавовной. Но особая память и особый рассказ будет о Вере Дмитриевне Поповой-Ханжонковой, которая не жила в моем доме и с которой я познакомился, уже работая в известном кинотеатре «Иллюзион», где мы с ней дважды устраивали ретроспективные показы раннего русского кинематографа. Вера Дмитриевна иначе как «раннее кино» этот период не называла. Но об этом уже ниже.

      Наше раннее кино

      Начну издалека. Мне вдруг захотелось кратко и все же не без подробностей рассказать, как наша российская публика – простая и мало-мальски культурная – отреагировала на пришествие кинематографа. Да, примерно так же, как и зарубежная, а все же не совсем так – чуть-чуть особо!

      …Восхищайтесь сюжетом,

      Любуйтесь игрою,

      Улыбайтесь и плачьте, но лишь —

      Лишь не вешайте карточек киногероев

      На стенах своих жилищ!

      Такие стихи прочитали однажды – а точнее, в июле 1927 года – наши предки в популярном «Советском экране», одном из первых советских киножурналов. А написал их молодой, но уже известный поэт Семен Кирсанов. Написал не случайно: эти самые карточки считались не самой достойной приметой тогдашнего быта. «Там, где у других теплится лампадка или висят портреты вождей революции, у Клавдии (героини рассказа. – М. К.) красовались прославленные инородные – а порой и русские – кинозвезды, разубранные цветами, разукрашенные голубыми лентами и кружевной канителью… Многочисленные открытки и фотографии этих звезд были зацелованы до дыр… На оборотной стороне этих фото Клавдия писала стихи с посвящением своим божествам…» Это из сатирического рассказа Семена Гехта – в том же «Советском экране», только на год раньше. Рассказ называется многозначительно – «Стандарт».

      Но разве другие – французы, немцы, американцы – не болели той же слабостью? Болели. Но далеко не так сильно и не так вызывающе. А вот у нас с этим была проблема, хотя возникла она не сразу. Лишь незадолго до революции, а особенно с наступлением нэпа – со всем его разгулом дурновкусия и всеядности… Затертый пример: эпохальный, знаменитейший фильм «Броненосец “Потемкин”» уступил первое место по популярности у зрителей «Медвежьей свадьбе» Эггерта.

      Память, однако, спохватывается. Ведь эти пресловутые карточки возникли всего лишь полтора десятка лет назад – всего лишь! Будучи, как повелось искони, завезенными из-за границы – с появлением Макса Линдера, Асты Нильсен, Мэри Пикфорд и десятков других звезд. Да и российских звезд в эти годы хватало. Нечто похожее на проблему уже и тогда беспокоило передовые умы, однако до громогласных, ядовито-насмешливых голосов по первопутку доходило не часто. Тем более что голоса эти – как правило, столично-интеллигентные – адресовались в основном тем же столичным интеллигентам. Так называемая широкая публика про них практически не ведала.

      Другое дело – революция и ее радикальные последствия, духовные и физические. Нэп – одно из таких последствий. Оно оказалось своеобразно и колоритно. В числе прочих своеобразий тут выразительно обозначился стихийный и неумеренный культ киногероев, нечто вроде идолопоклонства. Притом большую часть поклонников этого культа составляла городская молодежь.

      В убогой комнатенке рабфаковского общежития, где и мебели всей-то – пара табуреток, стол да энное количество коек да лампочка без абажура под потолком… В роскошной спальне преуспевающей нэпманши – с тахтой, покрытой ковром и заваленной множеством разноцветных подушек, с кружевными занавесками, цветастыми половичками, эффектным японским зонтиком на пестром стенном коврике и непременной гитарой… В тесной и полутемной обители одинокой совбарышни (где-нибудь в самом конце коммунального коридора) – машинистки, секретарши или корректорши какого-нибудь недолговечного издательства… В приемной оборотистого частника – обувщика, портного, дамского куафера… Даже

Скачать книгу