Под сенью эпохи и другие игры в первом лице - Наталья Павловна Пичугина

Скачать книгу

издевательство над ребёнком! – сердится баба.

      – Мы играем! – протестующе смеётся Ира. Помню её своеобразный смех, она сохранила его до сих пор. Эта деталь – когда тётя смеётся – всякий раз уводит меня в глубокое детство, к моему началу.

      Я просыпаюсь рано утром, в окно светит солнце, но родители ещё спят. Видимо, я уже хорошо хожу, потому что кроватку переставили к окну и сняли с неё сетку. Мне холодно, я вся окоченела, – я спрыгиваю с кроватки и перебираюсь к родителям под одеяло, устраиваюсь между ними, ставлю ледяные ноги маме на горячее тело, – мама вскрикивает спросонок от холода, бормочет что-то о ногах-ледышках, папа только разворачивается, оба затихают, – и я постепенно согреваюсь.

      Помню большую, как зал, комнату, целиком застеленную красным узорным ковром. Я прыгаю лягушкой по периметру ковра под музыку – папа играет на пианино в углу комнаты, – во рту у меня черешня, языком я осторожно отделяю косточку и храню её за щекой. Я уже говорю, потому что объясняю маме, что я лягушка. Она сидит на кровати в противоположном от пианино углу с тарелкой черешни в руках.

      После каждого круга я подбегаю к маме, выплёвываю косточку на тарелку, и она кладёт мне в рот следующую ягоду.

      – Осторожней с косточкой, – напоминает она.

      Я знаю, что с косточкой надо быть осторожней, она скользит на зубах и отскакивает в горло. Делаю круг под музыку по ковру, подскакиваю к маме, меняю косточку на ягоду и снова на ковёр.

      Помню, в очередной подскок к маме ноги мои поехали под кровать и голова оказалась возле маминых коленок.

      Как-то я спросила у неё, что это была за комната, ведь ни до ни после того я её не помню. Так же, как выйдя из той комнаты я попадала в длинный узкий коридор, покрытый такой же непрерывной красной ковровой дорожкой, в конце коридора стоял бачок с водой, из которого я пила. Оказывается, мы короткое время жили в общежитии МГУ на Ленинских горах – в высотке. В тот момент, когда мои ноги поехали под кровать, я стукнулась ртом о металлический борт кровати и рассекла себе губу. Было море крови. Мама в ужасе, могу себе представить, заклеила мне развалившуюся пополам губу пластырем, обмотала меня простынёй, поскольку был поздний вечер и университетский медпункт закрыт, – и бежала со мной на руках с Ленинских гор до Морозовской детской больницы. Губу мне зашили и уверили, что до свадьбы заживёт и видно не будет, потому что мама боялась уродливого шрама, всё-таки я была девочкой. Ничего этого я не помню.

      Внешность моя не пострадала. Только если как следует растянуть нижнюю губу, виден тонкий рваный шрам.

      Помню два страшных сна той поры. Правда, они относятся к более позднему времени, когда я уже разговаривала, ходила и знала сказки Чуковского. Сны цветные.

      I.

      Я лежу в своей кроватке, а в комнату со стороны кухни через стенку лезут Карабас-Барабас с компанией и Крокодилом Крокодиловичем, совершенно как нарисованные в книжке. Я выбегаю в коридор, но и они всей компанией ломятся через нашу высокую белую дверь в коридор.

      – Баба! – кричу я в глубину коридора в сторону

Скачать книгу