Скачать книгу

способность к адаптации, рациональное мышление и умение решать проблемы. Их можно достичь за счет других ценностей, других психологических компонентов.

      «Для нас, – жалуется Карл Шнайдер, – мир представляет собой проблему, которую нужно решить, а не таинство, которое следует почитать»[45]. Но если посмотреть глубже, то, по выражению одного моего коллеги-психиатра, «о некоторых проблемах у нас есть только представление, но нет их решения»[46]. Ибо если Эго находит решения неразрешимых проблем, которые осознает и формулирует, фактически это означает предательство глубинной части души и задаваемых ею вопросов о всеобщем смысле. Когда в глубинной психологии осуществляется движение в область мифов, фантазии о «проблемах» и «решениях» не имеют существенной важности. Существуют конфликты, потребности, страсти, но только как картины или внешние сценарии. В мифе душа изображает сама себя, и в каждом портрете есть все, что нужно.

      Современная терапия начинается с Эго – как в интерпретации сновидений, так и в понимании шизофрении – и на Эго заканчивается. При переходе от слабости к силе Эго совершает небольшой круг. Этот порочный круг может послужить причиной неудовлетворенности, которую многие люди ощущают спустя недели, месяцы и даже годы после начала психотерапии. Создание сильного Эго – это лишь этап восхождения на гору, покорение ее вершины; однако внизу всегда раздается тихий, спокойный голос, повторяющий когда-то звучавший вопрос Бетти Фридан: «Неужели это все?»

      В современной психологии в значительной мере доминировал архетип героя, основной установкой и целью жизни которого являлось «героическое сознание». Именно этот архетипический паттерн проявляется в «чувстве независимости, силы и достижения успеха, в стремлении действовать решительно, справляться с трудностями, строить планы, быть добродетельным, победить в себе животную сущность, а также в психопатологии борьбы, доминирующей маскулинности и одностороннего мышления»[47]. Множество понятий в словаре современного психотерапевта имеет прямое отношение к описанию героических сражений: так, мы говорим о «конфронтации», «защитном механизме», «приступе тревоги», «распределении и мобилизации ресурсов» («соединении их вместе»), «уединении» и «регрессии» («отступлении»), «продвижении вперед» (личностном развитии и элементах прогресса) и о «поражении». Мы узурпируем свои сновидения. Мы говорим: «У меня был сон», а не «Я был у сна»[48]. И, считая, что сновидения «работают» на Эго, мы находим в них «послания», адресованные именно Эго, и тогда без особого труда мы их разгадываем, напрягая свое остроумие и логическоге мышление. Мы делаем почти все возможное, но не сдаемся без боя и не бежим с поля битвы.

      С социальной точки зрения героическое американское Эго пребывает в славе, обычно оставляя в тени суровую реальность того, что каждое сверкающее платье имеет свою изнанку. Слабая нервная система

Скачать книгу


<p>45</p>

Schneider Carl. Shame, Exposure, and Privacy. Boston: Beacon Press, 1977. Р. 111.

<p>46</p>

Gendron Joseph. Private Communication.

<p>47</p>

Hillman. Re-Visionin. Р. xiv.

<p>48</p>

«I had a dream» – we say, not – «A dream had me». В русском языке такого противопоставления нет. Мы говорим: «У меня был сон», и вместе с тем: «Мною овладел сон» и «Я был во сне». Правда, смысловое различие все-таки есть: в первом случае речь идет о сновидении, тогда как в двух других о состоянии сна. – Прим. пер.