Скачать книгу

пахнет чужим. По вечерам абажур. Тысячи мошек кружатся вокруг света… Боря очень нежный, но я его не люблю… Но Боря любит и прощает. Я гуляю с меньшим кузеном, Шуркой, и тот, затащив меня в кусты, колотит, а выручает всегда Боря; однако я предпочитаю Шурку.

      Мы играем в саду. Запах гелиотропа и лилий, пахучий, на всю жизнь безвозвратный. Там кусты, и в них копошимся мы, дети; это лианы, это дремучие леса, это тени зарослей и листвы… Там – первый театр. Я сочиняю патетические трагедии, а Шурка, ленивый и апатичный, нами избиваем. Мы играем, и Боря и я – одно. Мы безусловно понимаем друг друга…».

      Ольга Фрейденберг.

      Из «Записок»

* * *

      Приедается всё.

      Лишь тебе не дано примелькаться.

      Дни проходят,

      И годы проходят,

      И тысячи, тысячи лет.

      В белой рьяности волн,

      Прячась

      В белую пряность акаций

      Может, ты-то их,

      Море,

      И сводишь, и сводишь на нет.

      Ты на куче сетей.

      Ты курлычешь,

      Как ключ, балагуря,

      И, как прядь за ушком,

      Чуть щекочет струя за кормой.

      Ты в гостях у детей.

      Но какою неслыханной бурей

      Отзываешься ты,

      Когда даль тебя кличет домой!..

      Из поэмы «Девятьсот пятый год»

* * *

      Илистых плавней желтый янтарь,

      Блеск чернозема.

      Жители чинят снасть, инвентарь,

      Лодки, паромы.

      В этих низовьях ночи – восторг,

      Светлые зори.

      Пеной по отмели шорх – шорх

      Черное море…

      Было ли это? Какой это стиль?

      Где эти годы?

      Можно ль вернуть эту жизнь, эту быль,

      Эту свободу?

      Из стихотворения «В низовьях», 1943

* * *

      «…Весной 1903 года отец снял дачу в Оболенском, близ Малоярославца, по Брянской, ныне – Киевской железной дороге. Дачным соседом нашим оказался Скрябин. Мы и Скрябины тогда еще не были знакомы домами.

      Дачи стояли на бугре вдоль лесной опушки, в отдалении друг от друга. На дачу приехали, как водится, рано утром. Солнце дробилось в лесной листве, низко свешивавшейся над домом. Расшивали и пороли рогожные тюки. Из них тащили спальные принадлежности, запасы провизии, вынимали сковороды, ведра. Я убежал в лес.

      Боже и Господи сил, чем он в то утро был полон! Его по всем направлениям пронизывало солнце, лесная движущаяся тень то так, то сяк все время поправляла на нем шапку, на его подымающихся и опускающихся ветвях птицы заливались тем всегда неожиданным чириканьем, к которому никогда нельзя привыкнуть, которое поначалу порывисто громко, а потом постепенно затихает и которое горячей и частой своей настойчивостью похоже на деревья вдаль уходящей чащи. И совершенно так же, как чередовались в лесу свет и тень и перелетали с ветки на ветку и пели птицы, носились и раскатывались по нему куски и отрывки Третьей симфонии или Божественной поэмы, которую в фортепианном выражении сочиняли на соседней даче…

      Предполагалось, что сочинявший такую музыку человек понимает,

Скачать книгу