ТОП просматриваемых книг сайта:
Русская классика
Различные книги в жанре Русская классика, доступные для чтения и скачивания
Аннотация
Студия АРДИС предлагает вашему вниманию рассказ о четвёртом путешествии супругов Николая Ивановича и Глафиры Семёновны Ивановых за границу – в Константинополь, известный нынешним поколениям как Стамбул. Супруги, знакомые слушателям по книгам «Наши за границей», «Под южными небесами» и «Где зреют апельсины», в своих поездках постоянно попадают в уморительно смешные ситуации.
Информация о книге
Автор произведения Николай Александрович Лейкин
Жанр Русская классика
Серия Наши едут по Европам
Аннотация
Специально для проекта Литрес – ЧТЕЦ (Дуэт – читают – Наталья Беляева и Сергей Бельчиков ) "Это прекрасно сделанная вещь!" Михаил Булгаков о повести «Архив графини Д***» Алексей Апухтин… Признанный мастер романса, бонмотист и сибарит… Современники видели в нем Обломова, равнодушного ко всему, кроме своего комфорта, эстета, ронявшего в обществе дам блестящие остроты. Его тонкая, полная юмора и психологизма проза, увидевшая свет лишь после смерти писателя, вызывала восхищение М.А.Булгакова- "Апухтин тонкий, мягкий, ироничный прозаик… какой культурный писатель" . Император Александр II был в восторге от «Архива графини Д.» – после чтения, состоявшегося в доме П. Г. Ольденбургского он заявил, что её нужно тотчас опубликовать, что это лучшая сатира на великосветские нравы. П. С. Попов в письме М А Булгакову 22 октября 1939 года писал: Я занялся Апухтиным как прозаиком, поэзия его меня не пленяет. Зато проза – остаётся неоценённой. При своей жизни А. ничего не опубликовал из прозы; зато славился чтением собственных произведений, но никаких шагов к изданию не предпринимал. В том же письме Попов привёл устный рассказ, что Апухтин, не исполнив воли императора, считая неэтичным публикацию своих произведений, в которых изображены были (в ироническом свете) его добрые знакомые, впал в немилость. В молодые годы, будучи коллегами – правоведами , Апухтин близко дружил с П И Чайковским. В повести «Архив графини Д**» Апухтин использовал традиционную эпистолярную форму. Отступление от традиции было в том, что в повести нет писем главной героини: мы знакомимся только с письмами к ней. Письма самой графини автору оказались не нужны: по письмам, адресованным графине, читатель имеет возможность с необходимой полнотой судить о ее поступках, нравственных принципах, строе чувств. Письма девяти корреспондентов создают как бы систему зеркал, в которых отражаются различные лики героини: графини Екатерины Александровны Д**, сперва вице-, а потом председательницы Общества спасания погибающих девиц, светской дамы, петербургской красавицы, соблюдающей все внешние формы приличия, но в своей скрытой, интимной жизни, в исполнении «капризов», «без колебанья переходящая ту черту, перед которой другие остановились бы в страхе». Письма, записки, депеши выстроены в хронологическом порядке. Первое и последнее письма помечены 25 марта: прошел год в жизни героев повести. Читатель «апухтинской» повести узнает о графине из различных писем больше, чем знает о ней любой из ее корреспондентов. Это создает дополнительный, слегка комический эффект. Так, мы знаем, почему графиня не разрешила Можайскому проводить ее до Москвы, почему она, к удивлению мужа, задержалась там на несколько дней (там ждал ее Кудряшин),– а муж и Можайский этого не знают. Поэтому иронически для читателя звучит, казалось бы, традиционное для официального письма обращение «преосвященного отца Никодима» к графине Д**: «Верная и добродетельная супруга, чадолюбивая и нежная мать…» М.В. Отрадин В оформлении обложки использована иллюстрация картины “The Love Letter” by Sir Samuel Luke Fildes (1843-1927). Public Domain http://freemusicarchive.org/music/Daniel_Veesey/ Beethoven_Sonata_No_32_in_C_Minor—Sonata_No_1_In_F_Minor/—Sonata_No_32_in_C_Minor—Sonata_No_1_In_F_Minor Брамс Венгерский танец ре-минор
Аннотация
«Дело было на святках после больших еврейских погромов. События эти служили повсеместно темою для живых и иногда очень странных разговоров на одну и ту же тему: как нам быть с евреями? Куда их выпроводить, или кому подарить, или самим их на свой лад переделать? Были охотники и дарить, и выпроваживать, но самые практические из собеседников встречали в обоих этих случаях неудобство и более склонялись к тому, что лучше евреев приспособить к своим домашним надобностям – по преимуществу изнурительным, которые вели бы род их на убыль…»
Аннотация
Козьма Прутков – самый уникальный сатирик 19 века, насмехавшийся над нравами и устоями своей эпохи и раздававший запоминающиеся звонкие оплеухи общественному вкусу. Необычность Козьмы Пруткова проявилась не только в стиле и содержании его произведений. Этот выдающийся человек сам является одним из наиболее замечательных литературных вымыслов: его родословная, биография и творчество полностью придуманы несколькими оригинальными писателями – братьями Жемчужниковыми, Петром Ершовым и Алексеем Толстым. Книга включает сборники «Досуги» и «Пух и перья», содержащие самые острые бессмертные афоризмы, общественно-политические проекты, пародийные стихотворения и басни Козьмы Пруткова. Также в книгу вошли «Выдержки из записок моего деда» – анекдотические случаи и «гисторические материалы», доказывающие, что дед Козьмы Пруткова обладал не меньшими литературными дарованиями, чем его выдающийся внук, биографические сведения о личности и жизненных вехах Пруткова-младшего, краткий некролог на его смерть, а также уникальное посмертное произведение, продиктованное им во время спиритического сеанса.
Аннотация
«Погоня висела уже на хвосте. Слышен был топот приближавшейся бешеной скачки. По ходу догонявшей лошади старик догадался, что кучером у ревизора сидит Исайко, – так никто не проедет на сто верст… – Ох, смертынька! – причитала толстая, закутанная в платки женщина, со страхом оборачиваясь назад. – Ох, у смерти конец… – Молчи! – крикнул на нее старик, посылая лошадь одним движением вожжей. – Поменьше бы ела пирогов, так в жисть не догнать бы Исайке…»
Аннотация
«В полутораста верстах от ближней железнодорожной станции, в стороне от всяких шоссейных и почтовых дорог, окруженная старинным сосновым Касимовским бором, затерялась деревня Большая Курша. Обитателей ее зовут в окрестностях – Куршей-головастой и Литвой-некрещеной. Смысл последнего прозвища затерялся в веках, но остался его живой памятник в виде стоящей в центре деревни дряхлой католической часовенки, внутри которой за стеклами виднеется страшная раскрашенная деревянная статуя, изображающая Христа со связанными руками, с терновым венцом на голове и с окровавленным лицом. Жители Курши – коренные великороссы, крупного сложения, белокурые и лохматые. Говорят по-русски чисто, хотя нередко мешают „ч“ и „ц“: вместо винцо – произносят винчо, вместо человек – целовек…»
Аннотация
«Звали ее Ю-ю. Не в честь какого-нибудь китайского мандарина Ю-ю и не в память папирос Ю-ю, а просто так. Увидев ее впервые маленьким котенком, молодой человек трех лет вытаращил глаза от удивления, вытянул губы трубочкой и произнес: „Ю-ю“. Точно свистнул. И пошло – Ю-ю…»
Аннотация
«На палубе парохода, шедшего из Одессы в Севастополь, какой-то господин, довольно красивый, с круглою бородкой, подошел ко мне, чтобы закурить, и сказал: – Обратите внимание на этих немцев, что сидят около рубки. Когда сойдутся немцы или англичане, то говорят о ценах на шерсть, об урожае, о своих личных делах; но почему-то когда сходимся мы, русские, то говорим только о женщинах и высоких материях. Но главное – о женщинах…»
Аннотация
«Ленские станки – это как бы сколок прошлых веков, оставленный на далекой реке в нетронутом виде периодом российских реформ, как остается зимний лед в глубоких ущельях… Это бывшие „государевы ямщики“, мужики, несущие на жалованье ямскую государеву службу. Государству необходимо поддерживать сношения с отдаленным и мало населенным краем. Изредка проедет по реке чиновник или полицейский заседатель, в неделю раз проскачет почта, порой промчится эстафета или генерал-губернаторский курьер пролетит, как сорвавшийся с цепи, по-старинному понукая ямщика полновесными ударами по шее…»
Аннотация
«Донецкая дорога. Невеселая станция, одиноко белеющая в степи, тихая, со стенами, горячими от зноя, без одной тени и, похоже, без людей. Поезд уже ушел, покинув вас здесь, и шум его слышится чуть-чуть и замирает наконец… Около станции пустынно и нет других лошадей, кроме ваших…»